Где в снегу Казбек
Навеки уснул,
Там мой дед абрек
Имел свой аул.
Дед был лют и дик,
Ловкий как джейран.
Был душой велик.
Умер он от ран.
Есть у нас легенды, сказки, Аджан!
И обычай наш кавказский, Аджан!
Кахетинской выпьем по-кунацки!
Чтобы жили мы по-братски!
Донские казаки хора Жарова поют в видео-клипе неполный вариант песни , который включает в себя первый куплет плюс припев и поют надо отдать им должное, как всегда великолепно. Полный вариант включает в себя еще одно заключительное восьмистишие, в котором рассказывается о гибели родителей рассказчика и о начале им странствий по Казбеку.
Вот этот куплет:
Мой отец Ладо
Зарезан тоже был;
Мне аул родной
С детства опостыл.
За отцом и мать
Умерла моя,
И пошел гулять
По Казбеку я.
Из истории песни "Кавказский мотив" и о причинах ее малой известности в СССР. Статья Николая Овсянникова (РФ), отрывок
"Казбек" – эмигрант
"Судьбу одной из самых популярных в дореволюционной России народных песен, «Казбек» (она же -- "Кавказский мотив"), после 1920-х гг. вплоть до наших дней можно охарактеризовать лишь одним выражением: полное забвение (Примечание: имеется в виду отсутствие песни в репертуарах исполнителей в Советском Союзе, но не в русском зарубежье).
Как видим, здесь нет ни воспевания буржуазных ценностей, ни «проповеди мещанства». Скорее, напротив, царит тот же вольнолюбивый, протестный дух, что и в «Стеньке Разине», песне тех же лет, имевшей на родине куда более счастливую судьбу.
Очевидно, чиновниками Главреперткома, запрещавшими песню, двигали опасения, не воспримет ли советский слушатель разбойничий образ жизни кавказского героя, любителя кахетинского и женщин, как намек на дооктябрьское прошлое генсека. Ведь и его отец, по слухам, был зарезан, а сам Сосо, под кличкой Коба, шумно погулял по Кавказу, так что служащие Тифлисского банка долго помнили организованный им налет на карету казначейства этого учреждения. Слыл он и любителем грузинских вин.
Эти опасения укрепились, возможно, оттого, что песня сделалась необычайно популярной в эмигрантской среде. В 1920-е — начале 1930-х гг. она была записана разными исполнителями на 14 пластинках, вышедших на Западе. Но главную опасность с этой точки зрения представляла хранившаяся у многих советских граждан с дореволюционных времен пластинка-гранд фирмы «Сирена гранд рекорд» с записью «Казбека» в исполнении Виктора Хенкина. Хотя Хенкин, в 1923 году получивший ангажемент в Берлине, числился невозвращенцем, его исполнение отличалось от других эмигрантов тем, что он пел «Казбек» с подчеркнуто грузинским акцентом. От этого фобии цензоров, разумеется, лишь усиливались".
Конец цитаты. Таким образом, по причине дикой подозрительности советских цензоров, судьба песни на родине была предопределена на годы и десятилетия вперед. К несчастью для слушателей. Тем приятнее услышать редкие сохранившиеся записи, сделанные заграницей русскими эмигрантами.
