Казачья музыка

В 1960 г. Кубанское Войско празднует столетие своего существования. Однако, впервые казаки появились на Кубани в кон­це 17-го и начале 18-го вв., образовав там впоследствии, вместе с пришедшими с Дона после подавления Булавинского движения некрасовцами, Великое Войско Кубанское, просуществовавшее на Кубани до конца рус­ско-турецкой войны 1736-39 гг.

Причины появления там каз. эмиграции были политического и религиозного харак­тера — гонения на раскольников.

Общепринятое упрощенное толкование церковного раскола таково: по настоянию патриарха Никона духовенство произвело исправление церковных обрядов и книг, а народные массы приняли его за перемену догматов. Встречая серьезное сопротивление, церковь обратилась за помощью к государ­ственной власти, которая обрушилась страш­ными гонениями на раскольников, что выз­вало их бегство туда, куда московским вла­стям было трудно добраться: на Дон, Яик,

Кавказ и дальний север.

***

Начало раскола на Дону относится к 1672 г., когда беглый монах Иов Тимофеев основал на р. Чир мужской и женский старо­обрядческие скиты. Тогда же раскольники появились на Хопре, Белой Калитве, Медве­дице. Строгая жизнь старообрядцев, поне­сенные страдания за веру вызывали сочув­ствие и поддержку большинства местных казаков. Примитивность верований жителей Дона, не вдававшихся в религиозные дета­ли, их широкая веротерпимость, лишь бы человек веровал в Бога, способствовали мир­ному сожительству староверов и последова­телей никоновской реформы.

Постановление Церковного Собора 1681 года о розыске раскольников естественно по­влекло увеличение их количества на Дону. Особенно много их осело в верховых город­ках.

Вмешательство государственной власти придало преследованию староверов полити­ческий характер, т. к. моск. правительство рассматривало донских раскольников не только как религиозных противников, но и как враждебную по отношению к режиму группу. Действительно, старообрядцы нахо­дят широкую поддержку главным образом среди верховых казаков, настроенных оппо­зиционно по отношению к Москве и вообще недовольных усилением моск. влияния.

Начиная с середины 17-го в., донское ка­зачество, представлявшее до сих пор единую массу, начинает расслаиваться на три нерав­ные части: старшин, домовитых казаков и «голытьбу».

Старшины (бывшие войсковые, поход­ные, станичные атаманы, войсковые дьяки и т. д.) были руководителями казачества, со­храняя свое значение и вес и после сложе­ния с себя полномочий, которыми их в свое время наделил Круг. К их мнению прислу­шивались, принимая во внимание их знания и опыт. Усилению их значения способство­вало и то обстоятельство, что в их руках по­степенно сосредоточивались и материальные средства. Значительное количество старшин было проводниками политики моск. властей. Это понятно: их социально - экономические интересы начинают приобретать другой ха­рактер, чем интересы рядовых казаков. Пе­реход от охоты к скотоводству, а позже и к земледелию, возможность использовать на­емный труд, сосредоточивание в их руках торговых и промышленных предприятий, наличие значительных денежных средств, наконец их значение и вес — все это способ­ствовало тому, что старшины старались вы­делиться из общей массы казаков и стать от нее независимыми. В свою очередь москов­ские власти всячески старались усилить свое влияние на старшин; при их приезде в Мос­кву за ними там ухаживали, делали богатые подарки.

Однако не все старшины поддерживали и проводили моск. политику. Во главе их по­лит. противников — голутвенного казаче­ства были такие видные лица, как Войско­вой Атаман Самойло Лаврентьев, старшины Чюрносов, Мурзенков, Илья Зерщиков, вы­бранный впоследствии, после гибели Булавина, Атаманом Войска.

Голытьба состояла в значительной сте­пени из нового пролетарского казачества, еще не достигшего экономического благопо­лучия Оно непрерывно пополнялось «новоприходцами» — людьми, бежавшими из Мос­ковского государства от крепостного права, от произвола моск. чиновников, от тяжелых налогов и повинностей и от религиозных пре­следований. Придя на Дон, эти люди попали в тяжелое экономическое положение. Зем­леделие было запрещено Войском, охота и рыболовство не могли всех прокормить, цар­ского жалования еле хватало и старым казакам. Война могла бы дать средства к суще­ствованию, но установившиеся отношения с моск. правительством не позволяли осуще­ствить ее в нужных масштабах. Естественно, что голытьба была настроена весьма неприязненно к моск. властям и стояла за казачьи вольности, за независимость Дона. Предста­вители этой группы населения получили на Круге название раскольничьей партии, ибо ее интересы во многом совпадали с интере­сами староверов, в противоположность пар­тии старшинской или московской, проводившей моск. политику.

Между этими крайними группами было старое домовитое зажиточное казачество, обладавшее хозяйством и некоторым матери­альным достатком и занимавшее среднюю позицию по отношению к Москве. Оно стре­милось к независимости Дона, но в то же время желало сохранить хорошие отноше­ния с моск. властями.

Борьба на Войсковом Круге между дву­мя крайними направлениями приобретает особенно острый характер в начале 80-ых годов. Представители раскольничей партии выступают защитниками не только одной религиозной свободы, но главным образом донской независимости и самобытности. Они против вмешательства московского прави­тельства в жизнь Войска. Их противники, во главе с Фролом Минаевым *), проводили на Круге и в Войске московскую политику. Религиозный вопрос отошел на второй план.

Было даже течение в пользу полного отделения от Москвы. Петр Мурзенков, атаман одного из верховых городков, говорил: «Лучше быть на каторге, нежели на Мос­кве». Чюрносов был менее откровенен: «Куды же нам идти на крымского, надобно тут первое очистить, лучше де ныне крымской, чем наши цари на Москве». Его ближайший помощник Кузьма Косой прямо призывал к походу на Москву, да и сам Чюрносов гото­вился к серьезной обороне в случае нападе­ния моск. войск, стараясь организовать союз с терскими и яицкими казаками: «... и письма свои на Яик и на Терек, чтоб не слушали ни

*) Фрол Минаев Кумшацкий, участник разинского похода в Персию, неоднократно выбиравшийся в Атаманы, был проводником моск. политики. Его особенно любил Петр Великий. Умер он мона­хом, под именем Филарета. Его сыновья были вид­ными людьми своего времени. Максим Фролович Кумшацкий не раз бывал походным атаманом, а с 1715 по 1717 был и Войсковым.

царей, ни патриархов, но крепко держались за веру старую. Аще же придет на нас какой опал с Москвы, вы тогда к нам идите... ста­нут же за нас многие орды и калмыки...»

Насколько сильно было значение рас­кольников, видно из того, что в 1681 г. Войсковой Атаман С. Лавреньев разрешил по­пу Самойле выполнять церковные службы по старым книгам, что было подтверждено Кругом. Их политические противники — старшины писали о своем шатком положе­нии в Москву и даже просили воронежского воеводу расправиться с раскольниками на Медведице. Но воевода, опасаясь вооружен­ного конфликта со всем Донским Войском, ибо Медведица считалась «казачьим присудом», ответил: «... промыслу учинить не можно, потому что бы не возмутить весь Дон от этого дела...»

Моск. правительство, до сих пор не вы­являвшее определенного отношения к расколу на Дону, но внимательно следившее за происходящим, решило, что обстановка ста­новится серьезной, когда во время обычной общей трапезы после Круга казаки переста­ли «про государское здравие заздравные ча­ши пить, о государском здравии древние обычаи отставили, три года (1684-87) на цер­ковной службе не поминали государя...». В 1687 г. Москва потребовала выдачи раскольничьих вождей, в том числе и С. Лаврентье­ва, заменявшего в это время на атаманском посту ушедшего в поход Фрола Минаева.

Вернувшемуся из похода Минаеву с трудом удалось на Круге настоять на отправке лишь Кузьмы Косого, а Лаврентьеву пришлось «ухорониться».

Распоряжение моск. властей Войском выполнено не было. Даже больше того: в Москву атаманом зимовой станицы был от­правлен сам Чюрносов, главный руководи­тель раскольничьей партии. Атамана Лаврен­тьева Войско не выдавало: первую грамоту оно просто не выполнило, на вторую — по­слало попа Самойла, на 3-ю ответило, что «Атаман Самойло по розыску Войска к рас­колу не причастен к тому же болен и в Мос­кву ехать не может». Составление послед­ней отписки протекало особенно бурно: пять раз собирался Круг, Войсковой Атаман Минаев, опасаясь за свою жизнь, сдав атаман­ство, ушел с Круга. Позже его уговорили опять взять пернач.

Московские приверженцы написали в Москву, что ни в каком случае не надо отпускать Чюрносова обратно на Дон, ибо об­становка и настроение такие, что может произойти такой же «мятеж», что и при Разине. 5-го марта 1688 г. Чюрносов и вся зимовая станица в Москве были арестованы.

7-го апреля 1688 г. приехавший из Мос­квы толмач Никитин снова предъявил требование выдать Лаврентьева. На Круге вер­ховой казак - новоприходец уговаривал не делать этого, ибо когда съедутся казаки с верховых городков, то «посыльщикам будет столь добра, что ничье имя не помянится». Его слова не были пустой угрозой: на одну из предыдущих моск. грамот о выдаче Лав­рентьева 7 верховых городков прислали на Круг свои приговоры не выдавать Атамана. Речь новоприходца на Круге была встрече­на очень сочувственно и поддержана многими казаками. Для московской партии созда­лось очень напряженное положение. Ф. Ми­наев «с товарищи», понимая, что дело при­нимает нехороший для них оборот и что да­же их жизни грозит опасность, избили ора­тора «до смерти», а тело выбросили с Круга. Раскольничья партия, не ожидавшая такой сильной реакции, дрогнула и, после долгих уговоров, Круг, а затем и собравшийся съезд всего Войска, постановили отправить в Мос­кву Лаврентьева и др. требуемых лиц.

В данном случае борьба на Круге имела ярко выраженный политический характер. Круг боролся против вмешательства Мос­квы в его внутренние дела, против ограни­чения независимости Войска. Но если часть казаков, особенно верховых городков, гото­вилась к открытому военному столкновению с Москвой, то другая понимала, что теперь Войску не под силу бороться с Московским государством, и что, наоборот, конфликты со столицей могут ускорить ограничение ка­зачьей самобытности.

Для Донского Войска происшедшие со­бытия имели три следствия:

1. Войско потеряло право религиозного убежища, как в 1671 г., после разинского движения, лишилось права убежища поли­тического.

2. Чрезвычайно усилились роль и зна­чение старшин, которые, опираясь на под­держку Москвы, стали управлять Доном по своему.

3. Эмиграция части казаков на Куму и далее на Аграхань и на Кубань.

В мае 1688 г. Лаврентьев и Чюрносов «с торарищи» были казнены в Москве, Одно­временно оттуда пришла на Дон грамота с указанием разгромить раскольничьи «сбори­ща». В августе отряд казаков атамана Ми­хайлова, посланный вместе с калмыками в верховья Дона, уничтожил там раскольни­чьи скиты, также как и их главный городок на Медведице. Около двух тысяч казаков - раскольников с Петром Мурзенком во главе ушли с территории Дона на Куму во владе­ния Шахмала Тарковского. Местное населе­ние встретило их приветливо, a Шахмал, на земле которого они поселились, объявил их своими «тегачами» (гостями, находящимися под народным покровительством). Узнав о намерении казаков построить лодки и зани­маться «добычей зипунов» на море, Шахмал поселил их между р. Сулаком и ее ру­кавом Аграханью, где казаки с новым энергичным атаманом Косткой Ивановым (быв­шим на Дону атаманом Паншина городка), поставили городок, для обороны которого понаделали деревянных пушек с железны­ми обручами (Н. П. Краснов. «Истор. очерки Дона» 1884). Они сохранили свое войсковое устройство, Круг и Войскового Атамана, но должны были принять подданство султану, владельцу кавказских земель, по отноше­нию к которому образовавшееся Войско на Аграхани было в вассальной зависимости. В религиозном отношении со стороны турок была проявлена полная веротерпимость. Со­седями аграханцев были терские и гребенские казаки, относившиеся к ним с полным сочувствием, и кавказские горцы, отноше­ния с которыми, благодаря агитации москов­ских агентов, через некоторое время начали портиться. Средства к существованию аграханцы добывали рыбной ловлей, охотой, и главным образом набегами на московские и персидские селения, царские учуги, суда московских и персидских купцов. Добычу они делили с Шахмалом.

Аграханцы не теряли связи с Доном, где у них осталось много единоверцев. Посылаемые ими туда «подмётные» и «пре­лестные» письма, восстанавливающие рядо­вое казачество против старшин, а главное против Москвы, имели на Дону известный успех. Недовольных донцов они звали к се­бе на Аграхань.

Одновременно аграханские казаки были непрочь перейти и к более активным дей­ствиям. П. Мурзенков, игравший среди них видную роль, грозил вернуться на Дон и «старшинам головы резать, бородами связы­вать и через якоря вешать». Часто расколь­ники принимали участие или бывали про­водниками в набегах горцев на московские земли и казачьи городки.

Такое, казалось бы двойственное, отно­шение к Донскому Войску объясняется тем, что аграханцы в старшине видели лишь верных прислужников Москвы, к которой относились с лютой ненавистью. К голутвенному казачеству они относились гораз­до более терпимо.

Московское правительство всеми мера­ми старается заставить казаков - расколь­ников вернуться на Дон. По его настоянию Донское Войско посылает на Аграхань гра­моты с призывами к возвращению, обещая полную амнистию. Писали к эмигрантам и царские воеводы, но все было безрезультат­но. Московских послов аграханцы били на Круге «ослопами», «сажали в воду», лазут­чиков и агитаторов убивали, а донским ка­закам передали, чтобы они не обращались к ним с подобными предложениями, иначе и войсковых посланцев постигнет та же участь.

В то же время московские власти не раз обращались к кабардинским князьям, татар­ским ханам и мурзам, калмыцким тайшам с призывом уничтожить поселения казаков - раскольников на Аграхани. Писала об этом Москва и к воеводам в Астрахань и на Те­рек, требовала от Донского Войска принять более активные меры военного характера, но все это оставалось без последствий. Ни туземцы, ни воеводы не предпринимали серьезных шагов, ибо аграханцы находились под покровительством Шахмала, очень це­нившего их за морские «способности», а Дон­ское Войско естественно не проявляло боль­шого желания уничтожать своих собратьев, которым многие из казаков, находившиеся на Дону, очень сочувствовали. Донская же старшина, опасаясь кроме этого усиления Войска на Аграхани, неоднократно указыва­ла, что если преследования раскольников на Дону будут продолжаться, то «изменников и дураков явится у них много и туда же в погибель к раскольникам пойдут».

Но преследования продолжались, след­ствием чего в 1692 г. более тысячи казаков - раскольников снова уходят с Дона на Агра­хань. Их приход подтолкнул аграханских казаков на активное выступление против Донского Войска. В 1693 г. большой конный отряд аграханцев разорил казачьи городки по среднему течению Дона, причем особенно досталось старшине и зажиточным казакам. Этот набег вызвал серьезные репрессии со стороны Москвы. Были посланы многочис­ленные царские войска для уничтожения Аграханского Войска. Под их давлением оно целиком переселилось вглубь гор, но начав­шиеся трения среди самих казаков и порча отношений с туземцами повлекли его распа­дение. Часть аграханцев переселилась к гребенским казакам, а другая, более значи­тельная, ушла на Кубань, где расселилась по ее течению, от устьев Лабы до самого мо­ря. Впоследствии казаки аграханцы, осев­шие на Кубани, вошли в состав Великого Войска Кубанского, оформившегося на Ку­бани после подавления Булавинского дви­жения.

Париж.          Б. Богаевский.

РК № 30 СЕНТЯБРЬ-ОКТЯБРЬ I960 г.