Казачья музыка

В сезон 34-35 года по окончании турнэ по Сев. Америке, хор впервые посетил Мекси­ку, где успех был настолько большой, что следующий сезон 35-36-го года хор начал свое турнэ по Америке с Мексики. Вторичное по­сещение Мексики было более «красочным», позднее я опишу его подробнее.

Из Мексики, пароходом, хор отправился в Испанию. В этой новой для нас стране хор дал не так много концертов. Жизнь здесь бы­ла дешева, но деньги дорогие. Наступило уже теплое время и днем жизнь в городах замира­ла. Только после захода солнца жители на­чинали выползать из своих толстостенных, сохраняющих прохладу, домов. Представле­ния в театрах и концерты начинались в 10 часов вечера. К этому времени города ожива­ли, открывались кафэ и рестораны, быстро наполнявшиеся посетителями. С весны и до осени население вело ночную жизнь. Концер­ты хора проходили с большим успехом, но их было не так много. Сезон закончился в пер­вых числах июня.

Местом летнего отдыха снова был выбран уже знакомый нам Альбек. Здесь хор покину­ли несколько хористов. Остальные с прежним старанием и усердием вкладывали много тру­да и ежедневных забот для того, чтобы при любом состоянии хора и хористов концерты проходили на должной высоте. Обычно, боль­шинство хористов сами следили за тем, чтобы к каждому концерту быть в полном порядке, чтобы голоса звучали хорошо, чтобы на сце­не быть бодрыми и внимательными. Но боль­ше всего доставалось маэстро Жарову, кото­рый переживал все концерты, волновался при всякой маленькой шероховатости, даже незаметной для слушателей. Он неустанно следил на сцене за хором, независимо от то­го, в каком состоянии был сам. И откуда у не­го всегда бралась эта энергия? Если, в ред­чайших случаях, у регента замечалось апа­тия, значит у него неприятности в семье, кто- то заболел.

В Альбеке мы почти все жили по своим ста­рым квартирам. Отношения с хозяевами не оставляли желать лучшего и даже наши ред­кие дружеские пирушки не вызывали возра­жений. Особенное веселье происходило на Владимиров день, когда все шесть бывших в хоре Владимиров справляли свои именины. Тогда было много шума, много и хмельного пения, то в одном доме, то в другом. Больше пели солисты под гитару, но нередко слыша­лось многолетие, петое имениннику какой-ни­будь веселой компанией.

В ежедневных купаниях на берегу, покры­том мягким сыпучим песком, проходило вре­мя нашего отдыха. Подошел август месяц, время подготовки нового репертуара для сле­дующего сезона. К концу месяца, после уси­ленной работы, новая программа была готова. Месяц пели мы ее в Европе, а затем снова по­плыли в Новый Свет. На этот раз мы начали с далекой жаркой Мексики. Времени до на­чала концертов оставалось больше недели, а потому из Нью-Йорка до границы Мексики мы ехали автобусом и в пограничный город Ляредо добрались лишь на третий день. Жа­ра и духота были настолько большими, что ехали мы при всех открытых окнах автобу­са и... сколько попили прохладительных на­питков и сколько поели арбузов на останов­ках! В Ляредо провели мы еще три дня и ежедневно устраивали в отеле репетиции.

Граница между С. А. Ш. и Мексикой прохо­дит по реке Рио Грандэ, через которую по большому мосту можно пройти на мексикан­скую сторону, в Нуэво Ляредо, что мы неод­нократно и делали. Хорошего в это городиш­ке мало — всякие дешевые мексиканские по­брякушки-сувениры. Интересно, что амери­канские спиртные напитки в Мексике стоят дешевле, чем в С. А. Ш. Конечно, провоз их обратно в С. А. Ш. разрешен туристам лишь в малом количестве, в зависимости от количе­ства дней, недель или месяцев, проведенных вне С. А. Ш.

В Ляредо хор сел в поезд, шедший на юг в Мексико-Сити, а автобус остался дожидать­ся нашего возвращения. По пути хор дал кон­церт в Монтерео, где и заночевал в отеле, а рано утром отправился по железной дороге дальше. Мексико-Сити лежит на плоскогорья на высоте более тысячи метров над уровнем моря. Ландшафт специфически мексикан­ский: поле, почти лишенное растительности, с торчащими повсюду толстыми и довольно высокими кактусами с одним, двумя или тре­мя отростками, придающими им весьма при­чудливые формы, то подобие человека с под­нятыми вверх руками, то огромного трикирия. Чем дальше от границы, тем разнообразнее становится растительность, приближающаяся к субтропической, а на плоскогорьи, где ночи очень прохладны, много травы, много и лист­венного леса, есть и пальмы. По тем време­нам, бродячие шайки все еще занимались раз­боями и нередко делали налеты на поезда, почему каждый пассажирский поезд сопро­вождался небольшой воинской командой.

В Мексико-Сити мы прибыли к вечеру. Здесь более состоятельная часть населения была одета по европейски, но было много и бедноты в своей национальной домотканной одежде, попадались и разгуливавшие боси­ком. Приезжие из деревень крестьяне все имели при себе особые длинные ковры с про­дольным разрезом по середине. Если погода была хорошая, то коврик, сложенный вдвое в длину, носился на плече, а если было про­хладно или накрапывал дождь, то он набра­сывался на плечи, голова просовывалась в прорез и тело закрывалось им ниже колен, как спереди, так и сзади. Ночью этот «ков­рик» служил хозяину подстилкой и одеялом. Поражало, что ночью скрючившиеся фигуры были разбросаны повсюду: по подъездам хо­роших домов, на каменных площадках перед парадным входом и в садиках и в парках на земле. Очевидно, это было в порядке вещей, т. к. блюстители порядка никого из спящих не тревожили.

Концерт наш должен был состояться в по­слеобеденное время на огромной арене, где обычно устраивается коррида (бой быков). На­кануне концерта в городе был устроен гран­диозный парад по случаю «Дня независимо­сти». Наверное, это был самый красочный па­рад, который мне приходилось видеть в тече­нии моей жизни. Когда любуешься военным парадом, взор ласкает однообразие красивых форм и движений. На параде в Мексико-Сити только в конце продефилировали воинские части и пожарная команда. Вся прелесть и вся новизна его заключалась в самом нача­ле, когда показалась конная кавалькада из мужчин и женщин в национальных костю­мах. Лошади, хотя и разномастные, одна дру­гой лучше; седла и сбруя, обильно разукра­шенные золотом и серебром, не уступали рос­коши богатейших нарядов всадниц и всадни­ков. Костюмы, платья и широкополые твер­дые шляпы, выдержанные в скромных тонах, были расшиты серебряными и золотыми узо­рами, с различными мотивами вышивок. Вся эта кавалькада, состоявшая из не менее двух­сот человек, ехала медленно, без строя и дер­жалась в седлах очень стройно. Это была бо­гатая мексиканская знать и смотреть на эту редкую процессию и любоваться ею доставля­ло большое удовольствие. Остальные группы парадировавших уже не представляли инте­реса. Удалось нам, кто пожелал, побывать и на корриде, но это зрелище было далеко не эстетичным. И на этой самой арене, на следу­ющий день после обеда, нам предстояло петь, что нас немного пугало. Петь на открытом воздухе вообще тяжелее, чем в хорошем за­ле, а здесь еще отсутствовало всякое подобие эстрады или большого подиума, где мог бы стать весь хор.

Когда мы явились к концерту, на самой арене был воздвигнут огромный подиум. Беда была лишь в том, что хор должен был стоять лицом к солнцу, которое не только немило­сердно палило, но и слепило глаза, мешая видеть регента. Взглянешь и тотчас же опу­стишь голову вниз. Помочь нашей беде было никак невозможно и хор вышел петь первое отделение – церковные песнопения — лишен­ный возможности смотреть на регента.

Ко второму отделению дирекция снабдила всех хористов большими прозрачными темно-зеленого цвета козырьками, державшимися на голове при помощи резинок, облегавших голову. Петь стало много удобнее и легче. К середине отделения вдруг стали быстро набе­гать тучки, а на последнем номере забрызгал дождик, как внезапно начался, так же нео­жиданно и прекратился, оставив небо покры­тым лишь легкими облачками, и третье отде­ление хор пел уже в более нормальных усло­виях. Концерт на огромном стадионе прошел хорошо, в концертном зале, несомненно, он прошел бы лучше.

Из Мексико-Сити, автобусом, поехали мы дать концерт в небольшом городке, кажется Пуэбло, а на следующий день, уже поездом, направились в старый мексиканский город Гвадалахару.

Что удручало в Мексике, это обилие бедно­ты. В Мексико-Сити было много нищих, а те скрюченные фигуры, которые были в ночное время разбросаны по подъездам домов и по паркам, в большинстве были крестьяне сто­личных окрестностей, не имевшие возможно­сти заплатить за самый дешевый ночлежный дом.

В Гвадалахару мы приехали уже под ве­чер, до концерта успели лишь пробежать по центру города. Если в Мексико-Сити среди старых построек были и новые, как лучшие отели, банки и управления больших торговых фирм, то в Гвадалахаре никакого обновления не замечалось. Остановились мы в отеле с пансионом, т.е. с завтраком и ужином, и когда после концерта вернулись в отель, торопясь поужинать, т. к. рано утром надо было ехать дальше, то у отеля играл небольшой мексиканский оркестр. Когда мы сели за столы, хо­зяин сразу осведомился, не желаем ли мы пригласить внутрь ресторана оркестр, почти непрерывно продолжавший играть под окна­ми. Т. к. это удовольствие стоило очень деше­во, то в течении всего ужина нас услаждала новая для слуха музыка с пением солиста с неплохим голосом. Невольно припомнился Будапешт, где во время ужина всегда играл цыганский оркестр. Скрипач, разгуливая сре­ди столиков, играл разные мелодии, а оркестр с цимбалами, сидя на месте, все время акком­панировал его мелодиям.

После Гваралахары посетили мы еще один мексиканский город, от которого остался в па­мяти лишь ресторан «Комида Коррида», где весь вечер играл оркестр, а молодежь отпля­сывала свои мексиканские танцы. Если не ошибаюсь, это было в Сан-Люис. На другой день мы снова вернулись в Ляредо, сели в ожидавший нас автобус и покатили в свое двенадцатинедельное турнэ.

Также нормально и успешно закончили мы наши концерты в Европе. Приближалось ле­то 1936 года, время отдыха и подготовки но­вой программы. Хору была обещана квотная виза в С. А. Ш., требовавшая довольно ча­стых посещений американского консульства в Берлине.